За христа пострадавшие священномученик николай чернышев и его дочь мученица варвара. Протоиерей николай чернышев

В Оренбурге скончался схиархимандрит Серафим (Томин). К нему приезжали за советами и молитвой из многих уголков России…

В последнее время схиархимандрит Серафим тяжело болел. И все же в декабре и январе он смог дважды побывать в Андреевском монастыре в селе Андреевка Саракташского района Оренбургской области - 13 декабря, на престольный праздник, день памяти св. Апостола Андрея Первозванного, а также 2 января, в день памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского. 15 января, в день памяти тезоименитого святого Серафима Саровского, отец Серафим, будучи тяжело больным, в последний раз причастился Святых Христовых Таин…

И вот - скорбная весть: 20 января умер святогорец схиархимандрит Серафим… И все, кто знал его и любил, кто смог оставить на время житейские попечения, поспешили в Оренбург, чтобы проводить отца Серафима в последний путь.

«Где мир и любовь - там Бог»

Наместник Свято-Андреевского монастыря Оренбургской епархии игумен Евлогий (Савин) :

Наш монастырь вырос из небольшой иноческой общины, собравшейся вокруг схиархимандрита Серафима (Томина), и ютились эти восемь человек первоначально в его домике в г. Оренбурге, где находится домовая церковь в честь святого великомученика Пантелеимона.

Можно построить храм, можно построить келии и трапезную, но если не будут в обители возноситься теплые молитвы к Богу - суетен будет труд.

Нам повезло. Наш батюшка - схиархимандрит Серафим (Томин) - опытный в духовной жизни наставник. С пяти лет он при Церкви. В монашестве - более семидесяти лет. Крещен в самый день своего рождения - боялись, не выживет. Ныне прославленная в лике местночтимых святых преподобная Зосима Еннатская, Уфимская предсказала ему монашество и Афон.

Духовными наставниками отца Серафима были Архиепископ Андрей, князь Ухтомский, схиепископ Петр (Ладыгин), Митрополит Нестор (Анисимов), просветитель Камчатки.

Батюшка шесть лет был насельником Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря, был Благочинным. После неудачной операции, сделанной греческими врачами, отец Серафим был вынужден оставить Афон для дальнейшего лечения в Москве. На пристани он плакал, предчувствуя долгую разлуку. К нему подошел один старец-грек и сказал: «Отец Серафим, не плачь! Божия Матерь умолила Сына Своего, чтобы Господь послал тебе эту болезнь, и ты через нее открыл бы дивный афонский монастырь в России». Тогда (а это происходило в 1981 году) это казалось несбыточной мечтой…

10 сентября 1996 года Михайло-Архангельский храм передан в иноческую общину, которая была преобразована в Свято-Андреевский мужской монастырь. Священноархимандритом монастыря является Высокопреосвященнейший Валентин, Митрополит Оренбургский и Саракташский. Духовником монастыря все эти годы состоял схиархимандрит Серафим (Томин).

Начали мы с молитвы. «Главное - Богослужение, все остальное - приложение» , - эта весьма часто повторяемая установка отца Серафима остается важнейшей для всей монастырской жизни - наряду с другой, не менее важной: «Храните мир и любовь. Где мир и любовь - там Бог» .

Сегодня в нашем монастыре есть всё необходимое для нормальной жизнедеятельности.

Небольшой монашеский хор не только поет на Богослужениях, но и исполняет духовные канты и песнопения а-капелла или под аккомпанемент старинной фисгармонии. Она была передана в монастырь схиархимандритом Серафимом (Томиным), а ранее этот прекрасный инструмент принадлежал Свято-Успенскому женскому монастырю г. Оренбурга, закрытому безбожными властями в 1920-х годах.

С именем схиархимандрита Серафима связана целая эпоха, вместившая в себя и годы гонений, и возрождение веры, восстановление монастырей, воспитание нового поколения монашествующих.

Светлая память об отце Серафиме будет жить в сердцах многих и многих оренбуржцев. Царство Небесное батюшке Серафиму!


Старец, которого все знали

Наместник Покрово-Эннатского мужского монастыря Салаватской епархии Архимандрит Николай (Чернышев):

Схиархимандрит Серафим отошел ко Господу в три часа ночи в воскресенье 20 января, на Собор Иоанна Предтечи. Мне позвонили в полпятого его духовные чада, и тут уже я стал звонить всем, кто, я знаю, почитал этого дивного батюшку. С утра о почившем уже молились во многих храмах, и сейчас о нем продолжается молитва.

Похороны были назначены на вторник, но мы приехали в Оренбург уже в понедельник, чтобы еще хоть немного побыть рядом с любимым батюшкой. Оренбургский Никольский кафедральный собор был полон. Отпевание утром 22 января совершил Митрополит Оренбургский и Саракташский Валентин в сослужении Епископа Бузулукского и Сорочинского Алексия и многих священников. Митрополит Валентин сказал проникновенное слово о жизненном пути старца Серафима, о том, как много сделал он для Оренбургской епархии. Прощались с усопшим очень и очень многие люди. Похоронили схиархимандрита Серафима в Андреевском мужском монастыре, который был создан в Оренбургской епархии по его инициативе и его трудами. И здесь было множество народа. Ведь это был старец, которого все знали! Отслужив литию, Епископ Бузулукский и Сорочинский Алексий сказал о том, что был духовным чадом батюшки Серафима (Томина) и многое делал по благословению старца. И вновь - прощание, гроб с телом схиархимандрита Серафима обнесли вокруг собора и захоронили.

Я по себе заметил: вот и когда мы в своем монастыре схимонахиню Рафаилу хоронили, мыслью, разумом понимаешь, что прощаешься в этой жизни навсегда, уже не придешь, не поговоришь, не услышишь родной голос, - но в то же время ощущаешь настоящий духовный праздник! Когда умирает простой человек, жалко видеть скорбящих родственников. Здесь у многих тоже я видел слезы, но в душе был свет духовного праздника. Мы провожали батюшку торжественными песнопениями и молитвами, добрыми словами, и слезы были благодатными. Лицо усопшего схиархимандрита Серафима было светлое, радостное, в ожидании скорой встречи с Богом. Человек, который столько лет и так ревностно послужил Владыке мира, готовился предстать пред Его очами…

Мы служили в разных епархиях: отец Серафим в Оренбургской, я в Уфимской. Так ведь старцы, такие, как он, они наперечет, и все их знают. Лет двадцать назад, наверное, мы с одним иеромонахом решили поехать к отцу Серафиму. Как это бывает: оделись в дорогу по-мирски, а священнические рясы положили в пакеты. Но к отцу Серафиму вошли уже в облачении, как положено. Он не видел, как мы были одеты в пути, но в разговоре словно бы между прочим, заметил:

Да вот раньше, если монах выходил на улицу без подрясника, он должен был положить сто поклонов. А сейчас облачение для батюшек - как спецодежда. Идут в мирском, рясы в пакетах…

Мы с моим спутником чувствовали себя как два жулика, которых поймали за руку. Духовные очи старца были открыты, и он видел, что ехали мы в непраздничной одежде … Это его прикровенное вразумление сразу врезалось в душу.

Ну а потом отец Серафим очень многое сделал для прославления преподобной Зосимы Еннатской. Это же произошло не в один день. Много материалов было собрано для канонизации, и в ее житие вошел рассказ о том, как будущий афонский монах Серафим, а тогда еще просто мальчик Миша Томин был исцелен старицей. И в эти дни, когда мы вместе потрудились для прославления матушки Зосимы, отец Серафим стал особенно близок всем нам. Ко мне батюшка относился по-отечески. Как ни трудно ему было ездить в последнее время, только в 2012 году он три раза приезжал к нам в Покрово-Эннатский монастырь. Приезжал 1 марта, когда у нас мироточила икона матушки Зосимы. А последний раз - на освящение монастырского собора в ноябре. Все к нему подошли, всех он с любовью благословил. Про матушку Зосиму рассказывал со слезами на глазах.

Вечная память благодатному старцу схиархимандриту Серафиму! Не оставляй нас и в Царстве Небесном своими молитвами, дорогой батюшка!


«Кто теперь поругает и кто утешит…»

Настоятельница Марфо-Мариинского женского монастыря с. Ира Салаватской епархии игумения Серафима (Мишура):

- …Всю ночь мы были в Никольском соборе, у гроба батюшки, молились. Всю ночь священники, сменяя друг друга, читали Евангелие. Очень много народа приехало проститься. Множество машин стояло у храма. Я припала к гробу со слезами, просила прощения у батюшки, просила не оставлять наш монастырь молитвами, как при жизни всегда он молился за нас. В первые минуты, когда услышала о его кончине - мне позвонили в 5.20 утра в воскресенье - была даже какая-то тихая радость за него: слава Богу, отмучился. Он ведь так страдал последние годы… А тут стояла у гроба и не могла унять слезы: кто теперь меня поругает и кто утешит, кто отечески наставит, помолится за меня и сестер… Проводила его в последний путь до самой могилы в Андреевке, где батюшку похоронили у восточной стороны алтаря храма…

Отца Серафима я знала больше десяти лет, еще когда монастыря у нас в селе Ира не было, только обитель Милосердия. Протоиерей Виталий Чернышев (теперь он Архимандрит Николай) возил меня к отцу Серафиму, а потом и сама я с сестрами уже ездила к нему. Последние два года мы к нему не ездили, ему уже тяжело было принимать гостей. А перезванивались, со всеми праздниками поздравляли друг друга.

Отец Серафим умер в гробе своем простом деревянном, в котором последние годы спал, по древней монашеской традиции. А Митрополит Валентин, узнав о его смерти, привез ему красивый резной гроб, в котором батюшку Серафима и похоронили.

Осталась у меня память о батюшке не только в воспоминаниях. Он мне подарил резной афонский посох, эти дни я с этим посохом ходила в монастыре, укреплялась в скорби. В келье моей есть подаренная батюшкой Серафимом икона Божией Матери. Кто-то подарил ему эту вышитую бисером икону, а он - мне, у нас ведь с ним один День Ангела…

Жалко, конечно, очень жалко, что старцы уходят. Так тяжело без них… Одно утешение: там, у Престола Господня, они с новой силой молятся за нас. И я уже чувствую эту горячую молитву батюшки Серафима.


«Помню, помню…»

Руководитель самарской службы «Паломник», кандидат медицинских наук Екатерина Викторовна Арутюнян-Хохлова:

Батюшка Серафим привел к Богу нас с мамой, Валентиной Петровной Хохловой. Мама говорила: наше Православие началось с поезда. И это было на самом деле! Когда в марте 1993 года мы с мамой ехали в Оренбург, не могли и подумать, что благодаря этой поездке жизнь наша полностью переменится. Ну что там ехать-то - каких-то полтысячи километров, несколько часов пути…

В одном купе с нами оказался какой-то седовласый батюшка. Он тогда вернулся с Афона и ехал из Москвы в Оренбург, на свою родину. Батюшка очень сильно болел. А тогда же было модно лечиться у экстрасенсов, со всеми проблемами идти к ним. И мы спрашиваем: «А что вы не обратитесь к экстрасенсам?». Но батюшка ответил, что никогда не станет к ним обращаться:

На все воля Божия! Я Богу помолюсь - и если будет на то воля Господня, мне станет легче.

Он говорил о таких вещах, о которых ни мама, ни тем более я, девчонка-подросток, и не задумывались. На все наши вопросы у него были ответы - простые и ясные. Когда мы приехали в Оренбург, не хотелось расставаться с удивительным попутчиком. И батюшка Серафим пригласил нас к себе домой. Но я уже перед поездкой не очень хорошо себя чувствовала, а в пути совсем разболелась и потому осталась в гостинице, а мама и двое наших попутчиков пошли к батюшке. И первый его вопрос был: «А где Катя?». Узнав о том, что я лежу с высокой температурой, он помолился, и по его молитвам я выкарабкалась из болезни.

Через несколько дней подошел Великий пост - и я пошла на первую в своей жизни Исповедь и причастилась в Покровском соборе. Еще не знала толком, как надо готовиться к таким великим Таинствам. Принимавший Исповедь священник спросил: «Ты постилась?» - да, говорю, постилась. Я же с утра ничего не ела - вот и думала, что это и есть пост… Но было положено начало - по молитвам старца.

Из Оренбурга мы вернулись другими людьми. Что удивительно, я почему-то сохранила как реликвию билет от той поездки, он и сейчас где-то лежит у меня среди дорогих для души вещей. В Самаре открылось духовное училище, впоследствии оно было преобразовано в семинарию. Уже в сентябре 1993 года мы с мамой стали активными прихожанками храма в честь преподобных Кирилла и Марии при училище. Мне еще и 14 лет тогда не исполнилось. Как ни странно, я приходила в приемную комиссию духовного училища, просто во славу Божию помогала принимать документы, почему и знала всех тогдашних мальчишек-абитуриентов, которые теперь уже - священники…

В один такой день я бегу в духовное училище, забегаю на второй этаж - и вдруг какая-то необыкновенная тишина. Вместо того, чтобы работать, все сидят за столом. Во главе стола сидит какой-то человек в монашеском облачении (разглядеть, кто это, я не успела), и напротив него единственное свободное место. Я плюхнулась на этот стул и… - да это же отец Серафим!.. Я разрыдалась и не могла остановиться. Меня удивленно спрашивали: «Катя, ты чего?..». А я ничего не могла ответить, только неудержимо рыдала.

Батюшка Серафим поднялся, ему пора было уезжать на вокзал, и все стали подходить к нему под благословение. И я, вытирая слезы, подошла к нему, спросила: «Батюшка, вы меня помните?». Он что-то ответил, но я сквозь рыдания не расслышала его ответ. Отошла в сторонку. Алеша Летуновский - теперь он диакон Антоний, близкий нашей семье человек, мы с ним в духовном родстве по крестникам - шел позади меня. Видя, что я не могу успокоиться, Алеша подошел ко мне. Сказал, что батюшка ответил мне: «Помню, помню». Я пошла умыть заплаканное лицо. Возвращаюсь, а у меня на столе лежит железнодорожный билет «Оренбург - Самара». Откуда он, зачем здесь лежит? «А это тебе отец Серафим передал, сказал: Катя знает, что это…»

Значит, он действительно помнил о том, как мы все вместе ехали в Оренбург! И эти слова: «Помню, помню», - были не дежурным ответом, лишь бы успокоить расплакавшуюся девчонку. Он действительно все это время помнил, молился о нас! И еще я поняла, что батюшка откуда-то знает, что я сохранила свой билет… Хотя откуда он мог это знать?

Мы с мамой стали заниматься организацией паломнических поездок. Конечно, мы много рассказывали про удивительного батюшку Серафима (Томина). Говорили о нем и в одной из самых первых своих паломнических поездок 1996-го года. Двое паломников со своими семьями уехали тогда к отцу Серафиму и стали его духовными чадами.

Для нас схиархимандрит Серафим (Томин) стал тем человеком, который направил нас на верный, спасительный путь в жизни. Его молитвами мы ушли от всяких мыслей, которые были набекрень, и в Православии утвердились. Я всегда чувствовала его молитву. Хоть мы с мамой никогда больше его не видели, мы твердо знали, что у нас есть молитвенник в Оренбурге.

Этот светлый старец всегда будет в моей памяти!


Величина духовная!

Монахиня Маргарита (Сошникова), г. Самара:

Отец Серафим - это величина духовная! Он умел сказать что-то очень важное как бы между прочим. Когда я была у отца Серафима последний раз, он мне сказал: «Ты думаешь, это мой дом? Нет, это домик Андреевского монастыря…» И я поняла, что не нужно в этой жизни прилепляться к земному, свой домик отдала Оптиной пустыни.

Несколько раз я ездила к отцу Серафиму, пока здоровье позволяло. Прикладывалась и к частице мощей святого Апостола Андрея Первозванного, когда ее привозили в Россию со Святой Горы Афон.

Он еще в 2002 году мне предсказал монашество. Мы приехали к нему с игуменом Антонием (Гавриловым) из Оптиной пустыни и сестрой отца Антония Надеждой. Батюшка нас помазал афонским елеем да и говорит мне: «Вот если ты вот так сердце повернешь - монахиней будешь». Я только засмеялась: какая из меня монахиня! Да я и сейчас, хоть и в постриге, какая уж монахиня - в миру живу… Но все же слово старца сбылось. А перед этим монашество мне предсказал и ташлинский батюшка, протоиерей Николай Винокуров. Он тогда угощал нас с отцом Антонием за праздничным столом и сказал: «А монахине - молочка!». Мы оборачиваемся, ждем, что подойдет какая-то монахиня, но отец Николай показал на меня: «Вот же она, монахиня…».

Когда приезжала к отцу Серафиму, я еще неплохо видела. Но он обмолвился: «Вот ослепнешь…». И предупреждал: «Осторожно, здесь порожек…». Уже потом я ослепла. Теперь, слава Богу, опять вижу - операцию сделала. Но мне предсказал, что я потеряю зрение, схиархимандрит Серафим.

Поехать к нему на похороны я не смогла. Молюсь о батюшке здесь, в Самаре.


«Никого не бойся! Только Бога!»

Мария Андреевна Зайцева, г. Москва:

После кончины Митрополита Оренбургского Леонтия его духовные чада, оставшись без духовного окормления, постепенно перешли к схиархимандриту Серафиму. И батюшка своей очень любящей душой пригревал всех, кто приходил к нему с грустью о том, что осиротели без Владыки Леонтия.

Я тогда оказалась в Оренбургской епархии. Мои предки жили в казачьей станице Кардаилово Илекского района, я корнями была связана с Оренбуржьем. В 1998 г. Владыка Леонтий благословил восстановить в Кардаилово храм Покрова Пресвятой Богородицы. И я собиралась посильно участвовать в восстановлении храма, но получилось иначе. В 1999 году Владыка Леонтий умер, а мне оставил все нужные телефоны - архитектора, строителя… И мы в течение почти пятнадцати лет очень активно продолжали восстанавливать храм.

А батюшка Серафим, образно говоря, стоял на страже работ по восстановлению храма. Подсказывал, что и в какой последовательности надо делать. Начали мы с колокольни, потом четверик стали восстанавливать. Так что батюшка Серафим не только молитвами своими помогал в восстановлении храма.

Ну а первая наша встреча с батюшкой Серафимом произошла так. Мы стояли у здания Оренбургской епархии, ждали Владыку Леонтия. И тут подошли мои родные, я очень обрадовалась - давно не видела племянника, обняла его и расцеловала. Смотрю, на верхней ступеньке лестницы внутри епархиального здания стоит кто-то большой в темном подряснике и грозит мне указательным пальцем: «Никогда не целуй мужа при людях!». Я растерялась: «Батюшка, это не муж мне, а племянник!». Но отец Серафим преподал мне урок на всю жизнь. Я теперь стала очень осторожной в обращении с мужчинами, и руку первой им не подаю. Оказывается, только мужчина может проявлять инициативу в обращении с женщиной, а нам во всем подобает скромность. И чтобы сказать об этом мне, незнакомой тогда женщине, батюшка Серафим забыл о своих больных ногах, поспешил выбежать на лестницу…

Он был очень внимательным к духовной жизни. Очень строг во всем, что касается выполнения церковного устава. Даже когда мы просто разговаривали, если кто-то позволял себе вольность, он обрывал разговор: «Так нельзя!».

И в то же время это была такая любящая душа!.. У меня были расстреляны два дедушки и дядя, у них была одна фамилия - Нестеренко. По этой фамилии их и находили сотрудники НКВД. Многие родственники прошли тюрьмы и ссылки.

Когда я показывала фотографии своих убиенных родных и рассказывала о них, батюшка Серафим плакал о них, как будто это были самые близкие и дорогие ему люди. Никто из моих родственников так не плакал о них. И это не было притворством, все шло от души. Батюшка принимал к сердцу эту боль, и слезы так и лились по его лицу.

Он очень старался, чтобы мы дружили между собой. Дал мне телефон Надежды из Бреста, и я по его благословению позвонила ей: «Надежда Павловна, если приедете в Москву и вам негде будет остановиться, приезжайте ко мне - считайте мой дом своим, он всегда открыт для вас!..».

Есть в Оренбурге у меня знакомая, на двадцать лет моложе меня, Надежда Васильевна. И нас крепко подружил батюшка Серафим. Он говорил нам: «Вы - мама, а вы - дочь!». И теперь уже много лет мы с Надеждой друзья. Мы всегда помним эти слова любимого батюшки. Он везде стремился нести добро.

Однажды, это было утром 4 августа, мы собрались поехать на место явления Табынской иконы Божией Матери. Звоним батюшке: благословите в паломничество! Но он вдруг строго: «Немедленно ко мне!» - и мы всей компанией, 7 человек, приехали к нему. А у него в келье, оказывается, большая святыня - косточка святой равноапостольной Марии Магдалины! И мы приложились к частице ее мощей в день памяти Марии Магдалины. А батюшка сказал: «Вы едете в Табынь - передайте матушке Иоанне эту частицу мощей!». И стал оглядываться, во что бы завернуть святыню. Тут я дерзновенно предложила: «Батюшка, у меня с собой футляр от очков. Может быть, в него можно положить?»

И, надо же, какое чудо Господне! - батюшка положил частицу мощей святой Марии Магдалины в мой футляр и передал его прямо в мои руки! Я, грешная и недостойная, держала в своих руках эту реликвию, прижимала к своей груди! Батюшка предупредил, чтобы я никому не давала ее ни на минуточку, только матушке Иоанне!

Еду я к Святым ключам, с волнением думаю: смогу ли найти матушку, я же ее не знаю. Подошли мы к воротам монастыря, а навстречу нам идет женщина в простом монашеском облачении. Я спрашиваю: «Как бы нам найти матушку Иоанну?» - «Это я…» - ответила монахиня. Вот ведь как получилось: она сама вышла встречать великую святыню!

Простите, что я так волнуюсь - я лично все это пережила и сейчас с трепетом рассказываю…

В Подмосковье живет игумен Антоний (Семкин). Он был студентом Московского авиационного института, был тогда даже некрещеным, звали его Александром, а друзья звали - Сашка. И вот этот Сашка ехал в поезде и оказался в купе напротив батюшки Серафима. И батюшка его просто взял за руку и водил по Киеву, по храмам. Отец Серафим тогда участвовал в возрождении Киево-Печерской Лавры. А потом отец Серафим окрестил Александра. И так его душа загорелась, хоть сейчас в монашество! Но батюшка благословил закончить институт, а потом уж принимать постриг. Сейчас игумен Антоний восстанавливает огромный Успенский собор в Добрынихе Домодедовского района.

Батюшка Серафим создал не просто монастырь, первый в Оренбургской епархии мужской монастырь, но устроил в нем все по строгому афонскому уставу. И - вы же были у него в доме - в келье у него был Афон. Любимые афонские святые были с ним в иконах и частицах мощей. Теперь в этом доме в час дня каждый день служат панихиду по любимому батюшке монахи Свято-Андреевского монастыря.

А в селе Кардаилово в Покровском храме, построенном под его руководством, идут службы. И я всей душой благодарна батюшке за это!

Оренбург опустел для меня без батюшки. Может быть, пройдут эти 40 дней и станет полегче. Но сейчас очень тяжело, очень грустно!

Батюшка Серафим говорил мне:

Никого не бойся, только Бога! - и я передаю от батюшки вам этот наказ.

Никого не бойтесь, только Бога!


Наставление схиархимандрита Серафима (Томина)

- От сотворения мира еще никто не родился, чтобы жить, мы все рождаемся к смерти. Вот эту тайну мы забываем. Для чего я рожден? А мы: вот это я сделаю, вот то… Строим планы безумные. Не думаем, что за плечами смерть с косой.

Мы родились к смерти, умрем к жизни, а к какой жизни умрем, зависит от нас. Если будем исполнять заповеди Божии, спасемся. Не будем - получим вечную муку, ад. Что такое вечность? Только начало, а конца нет. Если бы мы помнили, зачем родились, никогда бы не грешили.

…Вот так, дорогие мои, украшайте себя терпением, Духом Святым. Самое главное, пока ножки ходят, не пропускайте ни одного Богослужения. Ударят в колокол - иди.

Помните, для чего мы родились. Господь от нас скрыл час смерти. А почему скрыл? Потому что мы должны каждый день и час быть готовыми, что Господь нас призовет. Молиться и каяться, оберегаться от греха. Спасайтесь о Господе!

26.12.2017 По благословению митрополита Ижевского и Удмуртского Викторина, руководитель Епархиальной комиссии по канонизации святых и руководитель Отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Георгий Харин принял участие в заседании Синодальной комиссии, на котором рассматривался вопрос о причислении к лику святых протоиерея Николая Чернышова и его дочери Варвары. Изучив собранные Епархиальной комиссией документы: свидетельства очевидцев и воспоминания об отце Николае, — комиссия под председательством епископа Троицкого Панкратия пришла к выводу, что такое причисление возможно и проголосовала «за». Соответствующие документы для окончательного решения будут направлены на рассмотрение Святейшему Патриарху и Синоду.

«Протоиерей Николая Чернышев (1859−1919), воспитанный на глубоких православных традициях, являл собой тот тип истинного пастыря, который глубоко почитался в дореволюционной России, особенно в провинциях, где священник нес в народ не только духовные знания, но являлся просветителем и наставником, истинным «батюшкой» для своих прихожан. Закончив по 1-му разряду Вятскую духовную семинарию в 1875 г., Николай Андреевич служил некоторое время учителем Воткинского земского училища и псаломщиком в Благовещенском соборе. После рукоположения в 1884 году был священником в Благовещенском соборе, катехизатором, законоучителем в различных учебных заведениях Воткинска и близлежащих сел. С 1914 г. и до своей гибели - Благочинный Воткинской и Галевской волостей. За безупречную службу Православной церкви о. Николай был возведен в сан протоиерея и неоднократно награждался Епархиальным начальством, в том числе наперсным крестом (1907 г.). Он занимался активной просветительской и общественной деятельностью: читал лекции в Общественном собрании, был Учредителем и Председателем местного Общества трезвости, почетным членом Воткинского общества любителей музыкального и драматического искусства им. П.И. Чайковского. Во время I Мировой войны о. Николай участвовал в работе местного отделения «Всероссийского Земского союза по снабжению армии». Его многолетняя общественная и преподавательская деятельность была отмечена Серебряной медалью Общества Красного Креста и орденом Св. Анны III степени.

У Н.А. Чернышева было четверо детей. Рано овдовев (супруга Юлия Ивановна скончалась в 1894 г.), он жил с младшей дочерью Варварой (1888−1919), окончившей гимназию и Высшие женские курсы в Казани. Захват власти большевиками и начавшееся вскоре восстание жителей стали последним этапом в жизни православного пастыря. Родившийся и проведший всю жизнь в Воткинске, он не мог остаться в стороне от событий, перевернувших привычный мир. Попрание новой безбожной властью многовековых церковных устоев, наглое изъятие у жителей нажитого честным трудом имущества, необоснованные репрессии по «классовому признаку»; с другой стороны - сочувствие восставшим, многих из которых он хорошо знал, крестил, венчал, а также отпевал и провожал в последний путь их родителей. Поэтому выбор Чернышевых был естественным: они стали помогать восставшим, собирая на их нужды необходимое. Эта деятельность и еще личное знакомство с капитаном Г. Н. Юрьевым, возглавившим восставших, послужили основанием для ареста Чернышевых 13 декабря 1918 г., после подавления восстания в ноябре 1918 г. большевиками и ухода основной массы повстанцев с семьями за Каму. 2 января 1919 г. дочь и отец (по воспоминаниям, именно в таком порядке - отец был свидетелем казни дочери) были расстреляны.» (Фрагмент статьи В. Окулова «Претерпевший же до конца спасется» Судьба воткинского священника Николая Чернышева (2011 г))

*** Отцу Николаю Чернышеву молятся об исцелении от пьянства и о воспитании детей.

Про-то-и-е-рей Ни-ко-лай Чер-ны-шев с 1914 го-да и до сво-ей ги-бе-ли был бла-го-чин-ным Вот-кин-ской и Галев-ской во-ло-стей на тер-ри-то-рии совре-мен-ной Уд-мур-тии. За без-упреч-ную служ-бу Пра-во-слав-ной Церк-ви неод-но-крат-но на-граж-дал-ся епар-хи-аль-ным на-чаль-ством. Он за-ни-мал-ся ак-тив-ной про-све-ти-тель-ской и об-ще-ствен-ной де-я-тель-но-стью: чи-тал лек-ции в Об-ще-ствен-ном со-бра-нии, был по-чет-ным чле-ном Вот-кин-ско-го об-ще-ства лю-би-те-лей му-зы-каль-но-го и дра-ма-ти-че-ско-го ис-кус-ства име-ни П.И. Чай-ков-ско-го. По бла-го-сло-ве-нию свя-то-го пра-вед-но-го Иоан-на Крон-штадт-ско-го он стал учре-ди-те-лем и пред-се-да-те-лем мест-но-го Об-ще-ства трез-во-сти. Во вре-мя Пер-вой ми-ро-вой вой-ны отец Ни-ко-лай участ-во-вал в ра-бо-те мест-но-го от-де-ле-ния «Все-рос-сий-ско-го Зем-ско-го со-ю-за по снаб-же-нию ар-мии». Его мно-го-лет-няя об-ще-ствен-ная и пре-по-да-ва-тель-ская де-я-тель-ность бы-ла от-ме-че-на се-реб-ря-ной ме-да-лью Об-ще-ства Крас-но-го Кре-ста и ор-де-ном свя-той Ан-ны III сте-пе-ни.

У про-то-и-е-рея Ни-ко-лая Чер-ны-ше-ва бы-ло чет-ве-ро де-тей. Ра-но ов-до-вев, он жил с млад-шей до-че-рью Вар-ва-рой, окон-чив-шей гим-на-зию и Выс-шие жен-ские кур-сы в Ка-за-ни. Вар-ва-ра Ни-ко-ла-ев-на со-зна-тель-но не вы-хо-ди-ла за-муж, остав-шись под-ле сво-е-го от-ца.

В ав-гу-сте 1918 го-да жи-те-ли Вот-кин-ска, в ос-нов-ном ра-бо-чие и слу-жа-щие за-во-да, вы-сту-пи-ли про-тив со-вет-ской вла-сти. Про-то-и-е-рей Ни-ко-лай, несмот-ря на опас-ность, не оста-вил сво-е-го при-хо-да и про-дол-жил ис-пол-нять свой пас-тыр-ский долг. Отец Ни-ко-лай на-пут-ство-вал уми-ра-ю-щих, вдох-нов-лял па-со-мых. Его дочь Вар-ва-ра ис-пол-ня-ла слу-же-ние сест-ры ми-ло-сер-дия.

По-сле по-дав-ле-ния вос-ста-ния го-род за-ня-ли си-лы Крас-ной ар-мии. Через неко-то-рое вре-мя в го-род-ском со-бо-ре был про-ве-ден ан-ти-ре-ли-ги-оз-ный дис-пут, на ко-то-ром в за-щи-ту ве-ры вы-сту-пил про-то-и-е-рей Ни-ко-лай. На сле-ду-ю-щий день свя-щен-но-слу-жи-те-ля аре-сто-ва-ли. На-род впо-след-ствии вспо-ми-нал, что, ко-гда ста-ли аре-сто-вы-вать от-ца Ни-ко-лая, его дочь Вар-ва-ра бро-си-лась к ро-ди-те-лю и креп-ко об-хва-ти-ла его, так что ее ни-кто не смог ото-рвать - ни крас-но-ар-мей-цы, ни сам свя-щен-ник. Так их вме-сте и уве-ли. В тюрь-ме они про-си-де-ли до 2 ян-ва-ря 1919 го-да. Род-ствен-ни-ца эко-ном-ки Чер-ны-ше-вых А.А. Ми-ро-лю-бо-ва вспо-ми-на-ет, что при по-се-ще-нии о. Ни-ко-лая в тюрь-ме на-шла его спо-кой-ным, в мо-лит-вен-ном на-стро-е-нии и «вер-ным Иису-су Хри-сту». По дру-гим вос-по-ми-на-ни-ям о. Ни-ко-лай про-сил при-не-сти ему об-ла-че-ние (ве-ро-ят-но - епи-тра-хиль) для со-вер-ше-ния бо-го-слу-же-ний в за-клю-че-нии и осо-бен-но для ис-по-ве-ди аре-сто-ван-ных.

Про-то-и-е-рей Ни-ко-лай Чер-ны-шев и его дочь Вар-ва-ра бы-ли рас-стре-ля-ны 2 ян-ва-ря 1919 го-да. Из-вест-но, что пе-ред рас-стре-лом на тре-бо-ва-ние снять крест он им от-ве-тил: «Вот умру - то-гда и сни-ми-те». По-хо-ро-не-ны они бы-ли на На-гор-ном клад-би-ще ря-дом с Пре-об-ра-жен-ским со-бо-ром. Ме-сто их по-гре-бе-ния по-чи-та-е-мо на-ро-дом. Есть слу-чаи чу-дес-ной по-мо-щи по мо-лит-вам к про-то-и-е-рею Ни-ко-лаю в ис-це-ле-нии от неду-га ви-но-пи-тия. Про-то-и-е-рей Ни-ко-лай и его дочь Вар-ва-ра по-чи-та-ют-ся по-том-ка-ми вот-кин-цев за-гра-ни-цей. В хра-ме свя-то-го Иоан-на Кре-сти-те-ля в Берк-ли есть их об-раз с неуга-си-мой лам-па-дой».

7 мар-та 2018 го-да со-сто-я-лось об-ще-цер-ков-ное про-слав-ле-ние в ли-ке свя-тых свя-щен-ни-ка Вот-кин-ско-го Бла-го-ве-щен-ско-го со-бо-ра Ни-ко-лая Чер-ны-ше-ва и до-че-ри его Вар-ва-ры.

Полные жития священномученика Николая Чернышева и дочери его, мученицы Варвары

Ни-ко-лай Чер-ны-шев ро-дил-ся в 1853 го-ду, в се-мье свя-щен-ни-ка Бла-го-ве-щен-ско-го со-бо-ра Вот-кин-ско-го за-во-да (имен-но так на-зы-вал-ся по-сё-лок, ко-то-рый те-перь на-зы-ва-ет-ся го-ро-дом Вот-кин-ском в Уд-мур-тии). Его отец, Ан-дрей Ива-но-вич Чер-ны-шев, был од-ним са-мых про-све-щен-ных лю-дей за-вод-ско-го по-сёл-ка, из-вест-ный за его пре-де-ла-ми не толь-ко сво-и-ми про-по-ве-дя-ми, но и ис-сле-до-ва-ни-я-ми в об-ла-сти кра-е-ве-де-ния. За-ни-ма-ясь кра-е-ве-де-ни-ем он опуб-ли-ко-вал из-вест-ную свою ста-тью «Храм и при-ход Кам-ско-Вот-кин-ско-го Бла-го-ве-щен-ско-го со-бо-ра».

Ни-ко-лай Чер-ны-шев по при-ме-ру сво-е-го от-ца, стал свя-щен-ни-ком, за-кон-чив в 1875 го-ду Вят-скую Ду-хов-ную се-ми-на-рию. С пер-вых дней сво-ей са-мо-сто-я-тель-ной жиз-ни о. Ни-ко-лай за-ни-ма-ет-ся пе-да-го-ги-че-ской де-я-тель-но-стью. За усерд-ные тру-ды по обу-че-нию в на-род-ных шко-лах в те-че-нии 25 лет он был на-граж-ден ор-де-ном Свя-той Ан-ны 3 сте-пе-ни. В го-ды Рус-ско-япон-ской вой-ны о. Ни-ко-лай при-ни-ма-ет ак-тив-ное уча-стие в ра-бо-те мест-но-го ко-ми-те-та Об-ще-ства Крас-но-го Кре-ста, за что был на-граж-дён се-реб-ря-ной ме-да-лью.

Отец Ни-ко-лай бу-дучи ис-тин-ным хри-сти-а-ни-ном не мог рав-но-душ-но от-но-сит-ся к бе-дам на-род-ным и при-ни-мал са-мое ак-тив-ное уча-стие в по-мо-щи страж-ду-щих. Од-ной из бед по-стиг-ших на-род в XIX сто-ле-тии бы-ло пьян-ство. Для борь-бы с ним и про-све-ще-ния про-сто-го на-ро-да он, по бла-го-сло-ве-ния свя-то-го Иоан-на Крон-штад-ско-го, учре-дил Вот-кин-ское об-ще-ство трез-во-сти и стал его пред-се-да-те-лем.

По-доб-но сво-е-му от-цу он был об-ра-зо-ван-ней-шим че-ло-ве-ком, из-вест-ным не толь-ко сво-и-ми за-ме-ча-тель-ны-ми про-по-ве-дя-ми и бе-се-да-ми, но и как боль-шой це-ни-тель ис-кус-ства. На про-тя-же-нии мно-гих лет он был по-чет-ным чле-ном Вот-кин-ско-го об-ще-ства лю-би-те-лей му-зы-каль-но-го и дра-ма-ти-че-ско-го ис-кус-ства им. П.И. Чай-ков-ско-го.

Всю свою жизнь о. Ни-ко-лай по-свя-тил про-све-ще-нию сво-е-го на-ро-да, неся ему сло-во Бо-жие, за что снис-кал сре-ди вот-кин-ских жи-те-лей за-слу-жен-ное ува-же-ние и лю-бовь. По-сле каж-дой служ-бы в Бла-го-ве-щен-ском со-бо-ре его про-во-жа-ли до до-му огром-ные тол-пы на-ро-да, до са-мых во-рот во-про-шая его и про-ся на про-ща-ние бла-го-сло-ве-ние.

В се-мье о. Ни-ко-лая бы-ло чет-ве-ро де-тей. Он до-ста-точ-но ра-но ов-до-вел и в по-след-нее вре-мя про-жи-вал со сво-ей млад-шей до-че-рью Вар-ва-рой, (1888 го-да рож-де-ния), ко-то-рая, по-сле окон-ча-ния выс-ших жен-ских кур-сах в Ка-за-ни, ра-бо-та-ла в Вот-кин-ске учи-те-лем.

На-сту-пи-ли гроз-ные дни ре-во-лю-ци-он-но-го пе-ре-во-ро-та в 1917 го-ду. Власть в по-сёл-ке бы-ла за-хва-че-на боль-ше-ви-ка-ми. Их ко-ми-те-ты, по вос-по-ми-на-ни-ям тех-ни-ка С.Н. Лот-ко-ва, со-сто-я-ли в ос-нов-ном из приш-лых лю-дей, за-няв-ших на за-во-де ме-ста ушед-ших на фронт муж-чин да «боль-ше-вист-ских при-хвост-ней вро-де тех-ни-ка Гилё-ва, двух бра-тьев и сест-ры Ка-зе-но-вых, мат-ро-са Берд-ни-ко-ва». Во гла-ве их стал без-гра-мот-ный уго-лов-ник Филипп Ба-клу-шин, ко-гда-то за убий-ство со-слан-ный на Са-ха-лин, но ре-во-лю-ци-ей осво-бож-дён-ный с бес-сроч-ной ка-тор-ги. «Гроз-ный и мсти-тель-ный, он воз-гла-вил мест-ный Со-вет ра-бо-чих, кре-стьян-ских и сол-дат-ских де-пу-та-тов и стал да-вить и тер-ро-ри-зи-ро-вать всё на-се-ле-ние». На-ча-лись вся-че-ские при-тес-не-ния, рас-стре-лы без су-да и след-ствия, на-си-лия и гра-бе-жи. Тер-пе-ние за-вод-чан бы-ло на пре-де-ле. Не луч-ше де-ла об-сто-я-ли и в окрест-ных се-ле-ни-ях. Вот как их опи-сы-вал кре-стья-нин А. По[вы]шев став-ший пар-ти-за-ном 12 ро-ты Вот-кин-ско-го пол-ка: «Вер-нув-ши-е-ся сол-да-ты, те, что по-пло-ше, кто рань-ше был за-ме-чен в во-ров-стве и мо-шен-ни-че-стве, ну сло-вом лен-тяи, ко-то-рые рань-ше лю-би-ли по-пить на чу-жой счёт, ста-ли аги-ти-ро-вать, что нуж-но отобрать зем-лю у бо-лее со-сто-я-тель-ных му-жич-ков и без то-го недо-ста-точ-ную для хо-зяй-ства, вви-ду че-го у нас ста-ла до-ро-го-виз-на и хо-ро-шие му-жич-ки ста-ли се-ять толь-ко «про се-бя». И вот в на-шей во-ло-сти на-стро-е-ние ста-ло из-ме-нять-ся, по-то-му что ста-ли у вла-сти празд-но ша-та-ю-щи-е-ся лен-тяи…».

Не же-лая та-кой вла-сти, её вско-ре сбро-сил за-вод-ской на-род и кре-стьяне окрест-ных се-ле-ний, под-няв из-вест-ное Ижев-ско-Вот-кин-ское вос-ста-ние. Боль-ше-ви-ки стя-ну-ли огром-ные си-лы в рай-он вос-ста-ния, чтобы по-да-вить его, и через 100 дней в по-сё-лок во-шли крас-ные. В ночь на 12 но-яб-ря 1918 го-да все, кто смог эва-ку-и-ро-вать-ся и по-след-ние ча-сти Вот-кин-ской На-род-ной ар-мии пе-ре-шли на дру-гой бе-рег Ка-мы по со-здан-но-му ими же мо-сту. Мост был взо-рван, не успев-шие и не су-мев-шие эва-ку-и-ро-вать-ся оста-лись на-едине с «си-ла-ми боль-ше-вист-ских банд, со-сто-я-щих из мадь-яр, ки-тай-цев и ла-ты-шей». По-ли-лись ре-ки кро-ви. По ин-фор-ма-ции гор-но-го ин-же-не-ра В.Н. Гра-мат-чи-ко-ва, на-силь-но вы-ве-зен-но-го боль-ше-ви-ка-ми из Пер-ми в Вот-кинск и став-ше-го сви-де-те-лем тех со-бы-тий, имен-но в этот пе-ри-од с но-яб-ря 1918 го-да по ап-рель 1919 год бы-ло про-из-ве-де-но боль-ше все-го рас-стре-лов. Со-глас-но цир-ку-ля-рам фин-от-де-лов НКВД и Вят-ско-го гу-бис-пол-ко-ма на-се-ле-ние Вот-кин-ска в 1916 го-ду со-став-ля-ло 28.349 че-ло-век, а в 1919 го-ду толь-ко 12.127 че-ло-век. Без учё-та есте-ствен-но-го при-ро-ста на-се-ле-ние умень-ши-лось в 2,3 ра-за. Мас-со-вые рас-стре-лы унес-ли по раз-ным под-счё-там от 5 до 7 ты-сяч ни в чём не по-вин-ных лю-дей. Бе-да не обо-шла и кре-стьян-ский дом. По сло-вам кре-стья-ни-на По[вы]ше-ва «Мно-го пе-ре-ре-за-ли на-ших се-мей. Мно-го ото-бра-ли у них ло-ша-дей и ко-ров, хле-ба и одеж-ды, так как всё это бы-ло остав-ле-но на про-из-вол судь-бы. Да бу-дут про-кля-ты эти вар-ва-ры, ху-ли-те-ли ве-ры и раз-ру-ши-те-ли всех за-ко-нов Бо-же-ских и че-ло-ве-че-ских!»

О страш-ных со-бы-ти-ях тех дней сви-де-тель-ству-ют и са-ми па-ла-чи. Да-же пред-се-да-тель вот-кин-ско-го ЧК Лин-де-ман на во-прос пред-се-да-те-ля ревво-ен-со-ве-та Зо-ри-на, не ску-ча-ет ли он в Вот-кин-ске, те-ле-гра-фи-ро-вал: «Ра-бо-ты по-ря-доч-но, но при-знать-ся, что-то охла-дел. Ужас-но из-нерв-ни-чал-ся от-ча-сти и озве-рел, по-след-нее да-же сам за-ме-чаю». А его ра-бо-той и бы-ли вы-яв-ле-ние вра-гов и их по-сле-ду-ю-щее уни-что-же-ние.

Вра-гом но-мер один бы-ло пра-во-слав-ное ду-хо-вен-ство. В мае 1918 го-да на Пле-ну-ме ЦК РКП(б) бы-ло при-ня-то ре-ше-ние о на-ча-ле ан-ти-цер-ков-но-го тер-ро-ра. А уже в но-яб-ре 1918 го-да пред-се-да-тель ЧК Во-сточ-но-го фрон-та Ла-цис от-да-ёт на Вят-ку и Пермь при-каз: «Во всей при-фрон-то-вой по-ло-се на-блю-да-ет-ся са-мая ши-ро-кая и необуз-дан-ная аги-та-ция ду-хо-вен-ства про-тив Со-вет-ской вла-сти. …Вви-ду яв-ной контр-ре-во-лю-ци-он-ной ра-бо-ты ду-хо-вен-ства, пред-пи-сы-ваю всем при-фрон-то-вым Чрез-выч-ко-мам об-ра-тить осо-бое вни-ма-ние на ду-хо-вен-ство, уста-но-вить тща-тель-ный над-зор за ни-ми, под-вер-гать рас-стре-лу каж-до-го из них, не смот-ря на его сан, кто дерзнёт вы-сту-пить сло-вом или де-лом про-тив Со-вет-ской вла-сти». При-каз был при-нят, что на-зы-ва-ет-ся «с лё-ту». В на-ча-ле де-каб-ря 1918 го-да Лин-де-ман сов-мест-но Зо-ри-ным го-то-вят зло-ве-щее ме-ро-при-я-тие, ко-то-рое име-ну-ют «про-грам-ма №490». 13 де-каб-ря (н.с.) Зо-рин и его по-мощ-ни-ки при-бы-ва-ют в Вот-кинск. Зо-рин вско-ре те-ле-гра-фи-ру-ет в Ревво-ен-со-вет: «По-не-дель-ник я Сем-ков Ша-пош-ни-ков ез-ди-ли Вот-кинск устро-и-ли там три ми-тин-га меж-ду про-чим один в со-бо-ре про-шли до-воль-но хо-ро-шо в церк-ви бы-ли оп-по-нен-ты ко-то-рых успеш-но раз-би-ли точ-ка». Оп-по-нен-том и был отец Ни-ко-лай Чер-ны-шев, ко-то-ро-го боль-ше-ви-ки «успеш-но раз-би-ли». Но не в дис-кус-сии как оп-по-нен-та, а по-про-сту аре-сто-ва-ли и бро-си-ли в тюрь-му. На-род в по-сле-ду-ю-щем вспо-ми-нал, что ко-гда ста-ли аре-сто-вы-вать от-ца Ни-ко-лая, его дочь Вар-ва-ра бро-си-лась к от-цу и креп-ко об-хва-ти-ла его, что её ни-кто не смог ото-рвать, ни крас-но-ар-мей-цы, ни сам свя-щен-ник. Так их вме-сте и уве-ли. В тюрь-ме они про-си-де-ли до 2 ян-ва-ря 1919 го-да.

В этот тра-ги-че-ский день их вы-ве-ли из тюрь-мы и рас-стре-ля-ли на бе-ре-гу пру-да (на-про-тив ны-неш-не-го му-зея П.И. Чай-ков-ско-го). Крас-но-ар-ме-ец, по-про-сив-ший-ся по-греть-ся в один из со-сед-них до-мов рас-ска-зы-вал: «Рас-стре-ли-ва-ли длин-но-гри-во-го, но ни-как не мог-ли, сде-ла-ли несколь-ко вы-стре-лов, а он всё до по-след-не-го что-то шеп-тал, пе-ре-би-рая гу-ба-ми». Несо-мнен-но, это бы-ли по-след-ние его при-жиз-нен-ные свя-тые мо-лит-вы. На тре-бо-ва-ние снять крест о. Ни-ко-лай от-ве-тил: «Вот умру то-гда и сни-ми-те». Вме-сте с ним бы-ла рас-стре-ля-на и Вар-ва-ра, всё так же об-хва-тив-шая сво-е-го от-ца и раз-де-лив-шая с ним участь му-че-ни-ка за Хри-ста.

По-сле осво-бож-де-ния Кол-ча-ком Вот-кин-ска, в ап-ре-ле 1919 го-да, вот-кин-цы отыс-ка-ли те-ло сво-е-го лю-би-мо-го ба-тюш-ки и его до-че-ри и устро-и-ли в Бла-го-ве-щен-ском со-бо-ре все-на-род-ное про-ща-ние. Это со-бы-тие не из-гла-ди-лось из па-мя-ти на-ших лю-дей, они из по-ко-ле-ния в по-ко-ле-ние пе-ре-да-ва-ли его. Вот толь-ко бы-ло неиз-вест-но ме-сто их за-хо-ро-не-ния. Лю-ди его, по всей ви-ди-мо-сти, та-и-ли. И лишь в 90-е го-ды про-шло-го сто-ле-тия од-на бла-го-че-сти-вая жи-тель-ни-ца Вот-кин-ска от-кры-ла его. Они по-хо-ро-не-ны у стен Пре-об-ра-жен-ской церк-ви.

Свя-щен-но-му-че-ник Ни-ко-лай Чер-ны-шев и му-че-ни-ца Вар-ва-ра вклю-че-ны в ме-ся-це-слов Рус-ской Пра-во-слав-ной Церк-ви ре-ше-ни-ем Свя-щен-но-го Си-но-да 7 мар-та 2018 го-да (жур-нал №6), с опре-де-ле-ни-ем празд-но-ва-ния дня па-мя-ти 2 ян-ва-ря.

Сегодня — девятый день после кончины А.И. Солженицына. Своими воспоминаниями о писателе с порталом Патриархия.ru поделился протоиерей Николай Чернышёв, клирик храма в честь святителя Николая в Кленниках, на протяжении нескольких последних лет бывший духовником семьи Солженицыных.

— Александра Исаевича Солженицына провожали в последний путь в соответствии с православной традицией. Скажите, пожалуйста, каков был путь писателя к вере?

— Я бы хотел отослать к книге Людмилы Сараскиной, посвященной Александру Солженицыну, которая недавно вышла в серии «Жизнь замечательных людей». В этой книге биография писателя описана наиболее полно и трезвенно.

Александр Исаевич рос в православной, глубоко верующей семье и с самого начала осознавал себя православным христианином. Это были годы воинствующего атеизма, поэтому в школе у него были проблемы с одноклассниками и учителями. Естественно, ни в пионерию, ни в комсомол он не вступал. Пионеры срывали с него крестик, но он каждый раз надевал его заново.

В то время в Ростовской области (Ростов-на-Дону), где родился и жил в то время писатель, один за другим закрывались храмы. К моменту его взросления в округе уже не осталось действующих храмов на сотни верст от Ростова. В то время идеи марксизма и ленинизма навязывались, как мы знаем, не просто активно, а агрессивно. В учебных заведениях было необходимо изучать «диамат». Молодой человек, Саша Солженицын увлекся марксизмом, диалектическим материализмом, и это вошло в противоречие с его детским верованием. На неокрепшую душу было взвалено что-то непосильное. В то время многие под этой ношей ломались.

Как рассказывал Александр Исаевич, это был период мучительных сомнений, отвержения детских верований и боли. Он видел, что не было правды в том, что творилось вокруг него. Но теория, гладко выраженная в книгах, прельщала.

По-настоящему возвращение к Богу и переосмысление произошло даже не на фронте, а уже в лагерях, после войны. В эти самые тягостные моменты его жизни вспомнилась та «закваска», которая была дана матерью, в семье. Поэтому нельзя говорить, что его приход к вере был резким и неожиданным. Вера передавалась в его семье из поколения в поколение, и она оказалась сильнее.

Ту перемену, которая произошла с Александром Исаевичем в лагерях, он описал в своем стихотворении 1952 года «Акафист». В искренней, поэтической форме он рассказывает о той ломке, о том, что происходило в его душе в период этой перемены:

Да когда ж я так допуста, дочиста
Всё развеял из зёрен благих?
Ведь провел же и я отрочество
В светлом пении храмов Твоих!

Рассверкалась премудрость книжная,
Мой надменный пронзая мозг,
Тайны мира явились — постижными,
Жребий жизни — податлив как воск.

Кровь бурлила — и каждый выполоск
Иноцветно бурлил впереди, —
И, без грохота, тихо, рассыпалось
Зданье веры в моей груди.

Но пройдя между быти и небыти,
Упадав и держась на краю,
Я смотрю в благодарственном трепете
На прожитую жизнь мою.

Не рассудком моим, не желанием
Освящён её каждый излом —
Смысла Высшего ровным сиянием,
Объяснившимся мне лишь потом.

И теперь, возвращенной мерою
Надчерпнувши воды живой, —
Бог Вселенной! Я снова верую!
И с отрекшимся был Ты со мной…

— Сам Александр Исаевич говорил о себе, что он «не специалист в церковных вопросах». Какие стороны церковной жизни его интересовали?

— Он, конечно, не был «церковным человеком» в том смысле, что не интересовался канонами церковными, строем богослужения, устройством той или иной внешней стороны церковной жизни. Это была жизнь души. Жизнь как молитва и как исполнение Евангелия. Но о чем он страдал и переживал, если говорить о сторонах жизни Русской Церкви, — так это о том, что Церковь находится в подавленном состоянии. Это для него было открыто, явно, обнажено и болезненно. Начиная богослужениями, все более и более становящихся непонятными и совершающимися отдельно от народа, и заканчивая все меньшим участием Церкви в жизни общества, в окормлении молодежи и людей старшего возраста. Его интересовало, как должна строиться жизнь Церкви в соответствии с Евангелием.

Его волновала проблема единства Церкви. Это то, о чем не может не болеть сердце верующего человека. Александром Исаевичем это было прочувствованно как личная боль. Он видел, что церковные разделения, конечно, сказываются и на обществе. Раскол XVII века он воспринимал как неизжитую проблему. Он относился чрезвычайно уважительно к старообрядцам, видел, как много правды и в них. И переживал, что нет настоящего единства, хотя каноническое общение соблюдено.

Все проблемы любых разделений в церковной жизни переживались Александром Исаевичем чрезвычайно болезненно.

— Сейчас многие вспоминают знаменитое «Великопостное письмо» писателя Патриарху Пимену (1972 г.) и говорят о том, что Солженицын ждал и требовал от Церкви более активного участия в жизни общества. Каковы были его взгляды на этот счет в конце жизни?

— Александр Исаевич сам был из тех людей, кто не мог молчать, его голос постоянно был слышен. И конечно, он был убежден в том, что слова Спасителя «Идите проповедуйте Евангелие всей твари» должны исполняться. Одно из его убеждений, его идея была в том, что Церковь, с одной стороны, безусловно, должна быть отделена от государства, но при этом ни в коем случае не отделена от общества.

Он считал, что это совсем другое, что это — прямо противоположные вещи. Неотделенность от общества должна проявляться все более и более. И здесь обнадеживающие перемены последних лет он не мог не видеть. Он с радостью и благодарностью воспринимал все позитивное, что происходит в России и в Церкви, но был далек от успокоенности, потому что за годы советской власти все общество стало искореженным и больным.

Он понимал, что если больной будет вести больного или хромой хромого, добра не жди. Та активность, к которой он призывал, та неотделенность от общества ни в коем случае не должны выражаться в насильственном, подавляющем строе мыслей и действий, привычных для советского времени.

Церковь, считал он, с одной стороны, призвана вести общество и более активно влиять на общественную жизнь, но это ни в коем случае в наши дни не должно выражаться в тех формах, которые были приняты в идеологической машине, которая ломала и корежила людей. Ситуация изменялась в последние годы. И он не мог не чувствовать новых опасностей.

Однажды его спросили о том, что он думает о той свободе, ради которой он боролся, как он относится к тому, что происходит. Он ответил одной чеканной фразой: «Свободы много, правды мало». Эту опасность подмены он прекрасно чувствовал и поэтому был далек от успокоения.

Когда он вернулся на Родину и стал путешествовать по России, ему открылось все ее бедственное положение. И это касалось не только экономической стороны, но и ее духовного состояния.

Он, конечно, видел принципиальную разницу между тем, что было в 30-е, 50-е года, и сегодняшним положением вещей. Он не был диссидентом, который все время ко всему в конфронтации. Это не так. Есть люди, которые пытаются его таким представить. Но он таким не был. Всегда, несмотря на обнажение им вот этих ужасных ран общества, видна могучая жизнеутверждающая сила в том, что он писал и делал. В нем был позитивный, жизнеутверждающий и светлый настрой христианина.

— А.И. Солженицын был одним из выдающихся мыслителей прошлого века в России. Скажите, не возникало ли в его душе противоречия между разумом и религиозным чувством?

— Противоречие имело место в годы его юности, начиная со старших классов школы, во фронтовые годы. Это было время, когда все храмы были закрыты, и посоветоваться было не с кем, когда церковная жизнь была почти абсолютно уничтожена большевистской машиной репрессий. Тогда противоречие было. В лагерях началось именно возвращение к истокам веры, возрождение чувства ответственности за каждый шаг и каждое решение.

Конечно, Александр Исаевич был неоднозначным человеком. О нем будут спорить и должны спорить. С личностью такого масштаба и такой величины иначе и быть не может. Этот человек не просто повторял за кем-то заученные мысли, но шел к евангельской правде путем собственного поиска.

Святейший Патриарх в слове, которым он почтил Александра Исаевича на отпевании, процитировал евангельскую заповедь из Нагорной проповеди: «Блаженны изгнанные правды ради». Это касается долгих и тягостных страниц жизни Александра Исаевича. Ко всей его жизни — от школьных лет до последних дней относятся также слова Спасителя: «Блаженны алчущие и жаждущие правды яко тии насытятся». Конечно, мы делаем акцент на первой части этой фразы. Но я видел, что он испытывал блаженство и духовное насыщение, возможное в этой земной жизни, и радость в его последние дни приходила к нему за исполнение им своего призвания.

Он говорил: «Если бы я сам выстраивал свою жизнь по собственному плану, то она вся бы состояла из ужасных ошибок. Сейчас мне это видно. Но Господь все время поправлял и перестраивал мою жизнь, иногда незримым, иногда очевидным образом. Сейчас я вижу, что все сложилось так, что лучше и быть не могло». Это слова глубоко верующего человека, благодарного Богу и принимающего с благодарностью все то, что Господь ему посылает.

— Можно ли было назвать Александра Исаевича прихожанином какого-либо храма? Часто ли он бывал в церкви?

— Когда мы познакомились с Александром Исаевичем, он уже болел и почти не выходил из дома. Когда семья Солженицыных вернулась в Россию, Александр Исаевич и Наталья Дмитриевна пришли к нам в храм, познакомились с духовенством и прихожанами. После этого Наталья Дмитриевна стала часто приезжать и просить приехать поисповедовать, пособоровать и причастить ее супруга в их доме в Троице-Лыково.

Такая наша форма общения была связана только с тем, что у Александра Исаевича уже не было сил и возможности самому приезжать на службы. Надо сказать, что я бывал у них регулярно, а не от случая к случаю.

— Какие у Вас как у священника и духовника останутся воспоминания об усопшем?

— Больше всего в нем поражала простота и безыскусственность. В их семье всегда царила удивительная нежность и забота друг о друге. Это тоже является проявлением его христианского отношения к близким, выстраивание дома малой Церкви. Вот это по-настоящему поражало. Безыскусственность, простота, чуткость, бережность, внимательное отношение — все это было свойственно Александру Исаевичу.

В то время, когда мы с ним познакомились, он задавал вопрос самому себе — вопрос, ответ на который раньше был для него очевиден: что надлежит ему делать. Он говорил: мне кажется, я исполнил все, мне кажется, что мое призвание исполнено; я не понимаю, зачем я оставлен. Все то, что считал для себя необходимым сказать и написать, — все сделано, все труды опубликованы. Что дальше? Дети выросли, он дал им настоящее воспитание, в семье присутствует устроенность, какой она должна быть. И в этой ситуации пришлось напомнить ему, что если оставляет Вас в этом мире Господь — значит, в этом есть некий смысл, и Вы, пожалуйста, молитесь об этом, о том, чтобы понять, зачем даровано это время. И потом, когда прошло некоторое время, он сказал: «Да, я понял, это время было дано мне для себя самого — не для работы внешней, но для всматривания в самого себя».

Об этом он говорил в одном из своих интервью: старость дана человеку для того чтобы всмотреться в самого себя, чтобы оценивать, переосмысливать и все более строго относиться к каждому мигу своей жизни.

При этом подобные мысли были не бесплодным самокопанием, они служили основанием для посильного служения даже в последнее время. Будучи уже немощным человеком, он, тем не менее, не позволял себе никакой расслабленности или беспечности. Он строго планировал свое расписание до последнего времени. Вместе с таким строгим графиком работы он старался принимать людей. Многих и многих, совершенно из разных кругов. И старался не оставлять без ответа — в личной беседе или письменно — каждого, кто к нему обращался.

Его многие называли и называют сейчас затворником, говорят о том, что якобы он уединился и ни в чем не участвовал. Это не совсем так. К нему приходило множество людей, многие обращались за помощью.

То, что его отпевали по православному чину, не есть просто дань традиции. Это свидетельство того, что свою земную жизнь завершил человек, по-настоящему служивший Христу и Его Церкви.

Беседовала Мария Моисеева

Протоиерей Николай Чернышев, 1907 г.
Фото из Архива Комиссии по канонизации.

Священномученик Николай Чернышев происходил из духовного сословия.

Впервые род священнослужителей Чернышёвых, известный в Вятской губернии, упоминается среди жителей Воткинска в 1824 г. С этого года помощником управляющего завода, вплоть до выхода на пенсию, служил Ф.Е. Чернышёв (1782–1875), окончивший Вятскую духовную семинарию и затем учительствовавший в Горной школе г. Ижевска. В 50-х годах XIX века его родственник Андрей Иванович Чернышёв (1813–1901) стал одним из пяти священников Благовещенского собора (в нём крестили П.И. Чайковского), затем настоятелем вновь построенной церкви св. Николая Чудотворца, а с 1888 г. – настоятелем Благовещенского собора, протоиереем. Помимо основной службы в храмах, А.И. Чернышёв преподавал в школах города, увлекался краеведением и историей Благовещенского собора и прихода. Занимаясь краеведением, он опубликовал известную статью « Храм и приход Камско-Воткинского Благовещенского собора » . У Андрея Ивановича и его жены Надежды Степановны было 9 детей. Трое из семи сыновей, в том числе и будущий священномученик Николай, стали церковнослужителями, а дочери вышли замуж за священников.

Родился Николай Чернышев в 1853 году. В 1875 г. закончил по 1-му разряду Вятскую духовную семинарию. Николай Андреевич служил некоторое время учителем Воткинской 2-й мужской земской школы и псаломщиком в Благовещенском соборе (с 1877 г.). После рукоположения в 1884 году был священником в Благовещенском соборе, катехизатором, законоучителем в различных учебных заведениях Воткинска и прилежащих сёл. С 1914 г. и до своей гибели – Благочинный Воткинской и Галевской волостей. За безупречную службу Православной церкви отец Николай был возведен в сан протоиерея и неоднократно награждался Епархиальным начальством, в том числе наперсным крестом (1907 г.). Он занимался активной просветительской и общественной деятельностью: читал лекции в Общественном собрании. За усердные труды по преподаванию в народных школах в течении 25 лет он был награжден орденом Святой Анны 3 степени. В годы Русско-Японской войны отец Николай принимает активное участие в работе местного комитета Общества Красного Креста, за что был награждён серебряной медалью за Русско-Японскую войну .

Отец Николай, будучи ревностным пастырем, не мог равнодушно относится к бедам народным и принимал самое активное участие в помощи страждущим. Одной из бед, постигших наш народ в начале ХХ в., было повальное пьянство. Для борьбы с ним и просвещения простого народа о. Николай по благословению святого праведного Иоанна Кронштадского учредил Воткинское общество трезвости и стал его председателем . Труды о. Николая на этом поприще были успешны. Пьянство среди рабочих Воткинского завода пошло на убыль.

В семье Чернышевых было четверо детей. Однако супруга отца Николая Юлия Ивановна скончалась рано в 1894 г. Овдовев, отец Николай в последнее время проживал со своей младшей дочерью Варварой, 1888 года рождения. Варя была особенно преданна отцу и сознательно не выходила замуж, решив посвятить себя всецелому служению Церкви и упокоить старость своего родителя. После окончания высших женских курсов в Казани Варвара Чернышева работала в Воткинске учителем. К счастью, сохранилось ее уникальное фото.

Наступили грозные дни, революционного переворота в 1917 году. Власть в посёлке была захвачена большевиками. Их комитеты, по воспоминаниям техника С.Н. Лоткова состояли в основном из пришлых людей, занявших на заводе места ушедших на фронт мужчин да «большевистских прихвостней вроде техника Гилёва, двух братьев и сестры Казеновых, матроса Бердникова». Во главе их стал безграмотный уголовник Филипп Баклушин, когда-то за убийство сосланный на Сахалин, но революцией освобождённый с бессрочной каторги. « Грозный и мстительный, он возглавил местный Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и стал давить и терроризировать всё население » . Начались всяческие притеснения, расстрелы без суда и следствия, насилия и грабежи. Терпение заводчан было на пределе. Не лучше дела обстояли и в окрестных селениях. Вот как их описывал крестьянин А. По[вы]шев ставший партизаном 12 роты Воткинского полка: «Вернувшиеся солдаты, те что поплоше, кто раньше был замечен в воровстве и мошенничестве, ну словом лентяи, которые раньше любили попить на чужой счёт, стали агитировать, что нужно отобрать землю у более состоятельных мужичков и без того недостаточную для хозяйства, в виду чего у нас стала дороговизна и хорошие мужички стали сеять только “про себя”. И вот в нашей волости настроение стало изменяться, потому что стали у власти праздно шатающиеся лентяи…» .

Подобно своему отцу он был образованнейшим человеком своего времени, известным не только своими замечательными проповедями и беседами, но и как большой ценитель искусства. На протяжении многих лет он был почетным членом Воткинского общества любителей музыкального и драматического искусства им. П.И. Чайковского . Всю свою жизнь о. Николай посвятил просвещению своего народа, неся ему Слово Божие. За что снискал среди жителей города заслуженное уважение и любовь. Старожилы долго вспоминали, о том, как после каждой службы в Благовещенском соборе, его провожали до дому огромные толпы народа. До самых ворот вопрошая его, и прося на прощание благословение.

Вскоре заводской народ и крестьяне окрестных селений подняли известное Ижевско-Воткинское восстание. Отец Николай и его дочь Варвара не были безучастны к нуждам паствы. Осознавая всю опасность своего положения, отец Николай исполнял свой пастырский долг – напутствовал раненных, поддерживал малодушных, оказывал активную помощь восставшим, помогая им материально. Его дочь Варвара трудилась в качестве сестры милосердия, ухаживая за раненными. Большевики стянули огромные силы в район восстания, чтобы подавить его, и через 100 дней в посёлок вошли красные. В ночь на 12 ноября 1918 года все, кто смог эвакуироваться и последние части Воткинской Народной армии, перешли на другой берег Камы по созданному ими же мосту. Мост был взорван, не успевшие и не сумевшие эвакуироваться остались наедине с «силами большевистских банд, состоящих из мадьяр, китайцев и латышей» . Протоиерей Николай имел возможность покинуть город, но сознательно не оставил паствы, возложив все упование на Промысел Божий.

Полились реки крови. По информации горного инженера В.Н. Граматчикова, насильно вывезенного большевиками из Перми в Воткинск и ставшего свидетелем тех событий, именно в этот период с ноября 1918 года по апрель 1919 год было произведено больше всего расстрелов. Согласно Циркуляров финотделов НКВД и Вятского губисполкома население Воткинска в 1916 году составляло 28 349 человек, а в 1919 году только 12 127 человек. Без учёта естественного прироста население уменьшилось в 2,3 раза. Массовые расстрелы унесли по разным подсчётам от 5 до 7 тысяч ни в чём неповинных людей. Беда не обошла и крестьянские дома. По словам крестьянина По[вы]шева «много перерезали наших семей. Много отобрали у них лошадей и коров, хлеба и одежды, так как всё это было оставлено на произвол судьбы. Да будут прокляты эти варвары, хулители веры и разрушители всех законов Божеских и человеческих!» .

О страшных событиях тех дней свидетельствуют и сами палачи. Даже председатель воткинского ЧК Линдеман, на вопрос председателя реввоенсовета Зорина не скучает ли он в Воткинске телеграфировал: « Работы порядочно, но признаться, что-то охладел. Ужасно изнервничался отчасти и озверел, последнее даже сам замечаю » . А его работой и было выявление «врагов» и их последующее уничтожение.

Врагом номер один было православное духовенство. В мае 1918 года на Пленуме ЦК РКП(б) было принято решение о начале антицерковного террора. А уже в ноябре 1918 года председатель ЧК Восточного фронта Лацис отдаёт на Вятку и Пермь приказ: « Во всей прифронтовой полосе наблюдается самая широкая и необузданная агитация духовенства против Советской власти… Ввиду явной контрреволюционной работы духовенства, предписываю всем прифронтовым Чрезвычкомам обратить особое внимание на духовенство, установить тщательный надзор за ними, подвергать расстрелу каждого из них не смотря на его сан, кто дерзнёт выступить словом или делом против Советской власти » . Приказ был принят, что называется «с лёту». В начале декабря 1918 года Линдеман совместно с Зориным готовят зловещее мероприятие, которое именуют «программа № 490». В понедельник, 13 декабря (новый стиль) Зорин и его помощники прибывают в Воткинск. Зорин вскоре телеграфирует в Реввоенсовет: « В понедельник я Семков Шапошников ездили Воткинск устроили там три митинга между прочим один в соборе прошли довольно хорошо в церкви были оппоненты, которых успешно разбили точка » . Оппонентом и был отец Николай Чернышев, которого большевики «успешно разбили». Но не в дискуссии как оппонента (по воспоминаниям все было наоборот – о. Николай выступал блестяще), а попросту арестовали и бросили в тюрьму. Народ в последующем вспоминал, что, когда стали арестовывать отца Николая, его дочь Варвара бросилась к отцу и крепко обхватила его, что её никто не смог оторвать ни красноармейцы, ни сам священник . Так их вместе и увели. В тюрьме они просидели до 2 января 1919 года. Родственница экономки Чернышевых А.А. Миролюбова вспоминает, что при посещении о. Николая в тюрьме нашла его спокойным, в молитвенном настроении и «верным Иисусу Христу» . По другим воспоминаниям о. Николай просил принести ему облачение (вероятно – епитрахиль) для совершения богослужений в заключении и особенно для исповеди арестованных. Так истинный пастырь продолжал полагать душу свою за овцы своя!

Согласно Рапорта № 1565 министру внутренних дел правительства Колчака бывшего начальника Воткинской городской милиции, о красном терроре в городе Воткинске и его окрестностях, от 23 октября 1919 г. (документ хранится в ГА РФ) священник о. Николай Чернышев и его дочь Варвара были арестованы 13 декабря «за участие в сборе на нужды Народной армии и за знакомство с Юрьевым». Расстреляны 2 января 1919 года (по новому стилю).

В этот трагический день их вывели из тюрьмы и расстреляли, на берегу пруда (напротив нынешнего музея П.И. Чайковского). Сначала была расстреляна Варвара, до последнего вздоха разделившая с отцом учесть мученичества за Христа. Затем был казнен и сам отец Николай. Красноармеец, попросившийся погреться в один из соседних домов рассказывал: « Расстреливали длинногривого, но никак не могли, сделали несколько выстрелов, а он всё до последнего что-то шептал, перебирая губами » . Несомненно, это были последние его прижизненные святые молитвы. На требование снять крест он им ответил: « Вот умру тогда и снимите » .

После освобождения Колчаком Воткинска, в апреле 1919 года, воткинцы отыскали тело своего любимого батюшки и его дочери и устроили в Благовещенском соборе всенародное прощание . Это событие несмотря ни на что, не изгладилось из памяти наших людей, они из поколения в поколение передавали его. Вот только было не известно место их захоронения. Люди его по всей видимости таили. И лишь в 90-годы прошлого столетия, одна благочестивая жительница города открыла его. Они похоронены у стен Преображенской церкви рядом с родственниками . Могила о. Николая находится рядом с могилой его жены и отца.

Библиографический список

Воспоминания Стяжкиной Марии Фёдоровны // Архив Комиссии по канонизации святых Ижевской и Удмуртской епархии.

Воспоминания Копысова Владимира Иосифовича // Архив Комиссии по канонизации святых Ижевской и Удмуртской епархии.