Эдвард хоппер ночные ястребы. Описание картины «Полуночники. Эдвард Хоппер - художник пустых пространств и одиночества или все-таки наоборот

Он был равнодушен к формальным экспериментам. Современники, которые в соответствии с модой увлекались кубизмом, футуризмом, сюрреализмом и абстракционизмом, считали его живопись скучной и консервативной.

Однажды он сказал: «Как они не могут понять: оригинальность художника – это не изобретательность и не метод, тем более, не модный метод, это квинтэссенция личности». 22 июля 1882 года, родился Эдвард Хоппер – один из самых известных американских художников XX века. Его называют «мечтателем без иллюзий» и «поэтом пустых пространств».

Приют тишины, тишины. Свет утра здесь потрясающий. Этот свет был одержимостью Хоппера, причиной его жизни. На Вашингтонской площади перед номером 3 на северной стороне площади. Ряд неоклассических домов. Здесь, на чердаке, молодой Эдвард арендовал студию, в которой он оказался с женой Жозефиной, а также художником. Аманда из Университета Нью-Йорка, показывают мне комнату с камином. Золотой свет пересекает площадь и наводняет студию, дубовую платформу, мольберт. Другой свет, над головой, исходит из верхнего просвета.

Здесь Эдвард Хоппер нарисовал почти все его полотна, кроме кабо-кодов. Из окна он восстановил вид, подавив деревья в парке, превратив анимацию квадрата в одиночные тени. Хотя студия была больше, чем некоторые современные квартиры, Хоппер ощущал здесь змею в клетке, а иногда бесцельно гулял, а Джо оставался дома. Он сказал, что жить с женщиной было как жить с двумя или тремя тиграми. Моя дочь и ее друг, сегодня жители Нью-Йорка, забирают меня на машине, и мы проходим мост Джорджа Вашингтона в Гарлеме.

Он рисовал пронзительно безжизненные интерьеры и пейзажи: железные дороги, по которым никуда не уехать, ночные кафе, в которых не укрыться от одиночества. Один из биографов писал: «О нашем времени потомство больше поймет из картин художника Эдварда Хоппера, чем из всех учебников социальной истории, политических комментариев и газетных заголовков».

Мы созерцаем из скал Хадсон, старый ледник, спокойное море, которое входит в город. Вдалеке Манхэттен выглядит как картонный скелет с ножницами. Мы останавливаемся в Обсерватории Земли Ламонт-Доэрти, где работает моя старшая дочь. Мы прибыли в Найак. Улица, где родился Хоппер, окружена деревянными домами, окрашенными в бледный блюз, кремы и сиену. Комната Эдварда смотрит на Хадсона. Солнце проникает через оба окна одновременно. Когда он учился искусству в Манхэттене, он очень часто возвращался в эту комнату, где также учил живописи.

Есть первые работы и рисунки. Один из особняков Ньяка, написанных Хоппером. И мы пошли по стопам Хоппера в Найке. Мы должны подняться на холм открытого кладбища, чтобы найти его могилу, где он лежит рядом с Джо. Тот, который вытолкнул даты на надгробной плите, был неправильным и должен был исправить 3, потому что это было 2, этот след остается. Из гробницы вы можете увидеть Хадсон и мост Таппан Зи. Хоппер не был реалистичным художником. Этот зловещий дом, в котором что-то произойдет, был построен в студии по-своему, прочный и загадочный, как пирамида.

Расскажу вам,об одной из его самых известных картин…

Широко распространено мнение, что США не подарили миру хороших художников. Да и вообще к художественной культуре этой страны мы, мнящие себя европейцами, привыкли относиться если не пренебрежительно, то по крайней мере свысока.

Между тем всякое обобщение опасно, и вышеупомянутое в том числе. Конечно, Америка - не Франция и не Италия, и за ее относительно короткую историю сильные художественные школы просто не успели сложиться. Но произведения, достойные внимания, создавались и здесь.

Хичкок был вдохновлен живописью для своего фильма и спроектировал преступный дом по своему образу. Мы видим, как оригинальный особняк пытается увидеть, что увидел Хоппер в ней, что уже не было или, может быть, никогда не было. Когда мы покинули город, мы наткнулись на еще одну очень похожую, и мы спросили себя, является ли Хоппер смесью этих двух.

Парк высоких линий, в Манхэттене. Хоппер был высоким, худым, ходок. Он взял шляпу, пробормотал оправдание и заблудился в любом направлении. Он сохранил все, его картины были чистым синтезом. Новый приподнятый парк, который проходит по следам старых поездов, действительно дань уважения Хопперу. Со стороны мы входим во все окна, как в одной из его картин. И мы продолжаем идти, наблюдая. Ночь оживляет улицы, заполняет тени. Кусочек пиццы у Джо.

Картина Эдварда Хоппера «Полуночники» (Edward Hopper, «Nighthawks») - которой и посвящен мой сегодняшний очерк - очень быстро стала общепризнанной. В конце сороковых - начале пятидесятых постер с ее репродукцией висел едва ли не в каждом студенческом общежитии Соединенных Штатов. Конечно, сыграли свою роль мода и умение американцев превращать произведение искусства в товар масс-культуры. Но к сегодняшнему дню мода прошла, а признание осталось - верный признак художественных достоинств.

Эдвард охотился ночью в своем собственном районе, в Гринвич-Виллидж. Некоторые говорят, что охотничий участок находился на углу Гринвич-авеню, где 11-я улица встречает Седьмую авеню. Городская тайна, в этой картине и многих других его - это скрытый Нью-Йорк, такой же реальный, как тот, который теперь преображается каждое утро. Хосе Луис де Хуан является автором романа «Собрэ».

Работа Эдварда Хоппера возвышенна в его реалистическом видении того, что скрыто в повседневной жизни многих: одиночество и меланхолия. Времена кризиса всегда способствовали созданию великих культурных работ. Эти драматические события приходят как вдохновение для писателей, фотографов, кинематографистов и художников.

Пожалуй, нельзя сказать, что картина цепляет с первого взгляда. Хоппер не стремится к броской привлекательности, и внешним эффектам он предпочитает какую-то внутреннюю силу и особый неспешный ритм. Он, что называется, играет на паузе. Чтобы его картина раскрылась перед нами, для начала надо просто остановиться, перестать спешить, дать себе роскошь свободного времени настроиться, вчувствоваться, поймать некий резонанс…

Скотт Фитцджеральд изобразил в литературе провал «американской мечты», Хоппер сделал это на экранах. В «Великом Гэтсби» Фицджеральд показывает нам одиночество миллионера Джей Гэтсби, хотя он всегда окружен толпами и вечеринками в его особняке. Картины Хоппера представляют это чувство через его меланхоличные пейзажи и протагонисты.

Это городские и сельские районы, где царит неверие: у людей, в городе, в перспективе лучшей жизни; где пессимизм укореняется в повседневной жизни. Эдвард Хоппер был вдохновлен потерянными юношами в войне, рабами того времени и потерянными в тысячах рабочих местах. Его стиль прекрасных и ухоженных линий, сопровождаемый широкими формами и необычным освещением, фиксирует именно то, что он намеревался: пустота, одиночество, неподвижная неподвижность, которая запечатлевает эмоции и жизни персонажей.

И за подчеркнутой лаконичностью вдруг обнаруживается бездна выразительности. И бездна грусти. Это не просто очередной образ одиночества в большом городе, знакомый нам и по минутам собственной слабости, и по рассказам хопперовского соотечественника О.Генри. Нам откуда-то становится ясно, что герои «Полуночников» одиноки, как сейчас модно выражаться, «по жизни», что им не вырваться из невидимых стен, даже если удастся выйти из стен реальных, из этого кафе, где, кстати, не видно никаких дверей, ведущих наружу.

Уединенный особняк, вокруг которого нет никого, прямо перед железной дорогой. Хоппер был предположительно синефилом и перенес на эти ландшафты трюки тайны и ожидания, которые использовались на большом экране. Но произошло и наоборот. Фасады зданий, улиц и площадей практически пусты, бензиновые насосы на изолированных дорогах были другими сценариями, изображаемыми художником, типичным для американского образа жизни.

Человеческие фигуры, написанные Эдвардом Хоппером, демонстрируют меланхолию и тишину, которые нам легче всего ассоциировать с пейзажами. Ваш реализм захватывает внутреннюю сущность каждого из этих людей - один в гостиничном номере, в сопровождении незнакомых людей на поездке на поезде или в поездку в кафе или рядом с знакомыми на воссоединении семьи.

Вот перед нами четыре застывшие персоны, выставившие себя на всеобщее обозрение, как будто на сцене, залитой мертвенным флуоресцентным светом. Нельзя сказать, чтобы им было здесь уютно, но и выбраться они не стремятся.

Да и куда, собственно? В немую черноту равнодушной улицы? Нет уж, увольте. Скорее они будут молча сидеть здесь до серой утренней хмури, которая, впрочем, тоже не принесет облегчения, а только необходимость отправиться на службу. Им нет дела до безмолвного сумрака, который жадно вглядывается в происходящее пустыми глазницами окон. Они погружены в себя, даже те двое, которые явно пришли вместе. Они отгораживаются от мира, но все же чувствуют себя уязвимыми. Иначе откуда взялись эти плечи, поднятые вверх в инстинктивном желании защиты?

Моя первая Америка была Эдвардом Хоппером. Как роман, пьеса, фотография или фильм, который мы никогда не забываем. Ночные ястребы были записаны в моей памяти о неизвестной Америке, которая была всего лишь желанием познать Америку. Один на его спине, человек со шляпой, спина, завитая и безразличная, и по дороге. Поскольку это пара, которая сталкивается с ней на другой стороне правого угла, образованного углом столовой, где происходит сцена. Второй человек имеет остроконечный нос, предлагая хищную птицу, ночной ястреб в буквальном смысле, с сигаретой, медленно умирающей в его руках.

Конечно, никакой трагедии не произошло, не происходит и, возможно, даже не произойдет. Но предчувствие ее разлито в воздухе. Мы не можем отделаться от уверенности, что на этих подмостках разыграется именно драма.

Почему-то не хочется разбирать технические и художественные приемы. Ну, может быть, как-нибудь потом, когда спадет морок, когда мы сумеем отрешиться от гипноза хопперовской манеры, от его чуть ли не телепатического умения сообщить нам нечто важное… Тогда мы обратим внимание на вскрики красного, на безжизненный ритм окон дома напротив, которому вторят табуретки у барной стойки, на контраст массивных каменных стен и прозрачного хрупкого стекла, на две клонированные фигуры мужчины в шляпе - тот, что ближе, на всякий случай, отвернулся от нас… И еще раз поежимся от невозможности ни войти в кафе, ни выйти из него.

Рядом с женщиной с закрытыми губами рассеянно смотрит на пальцы, которые набирают что-либо. В подобии беседы с ними, с занятыми и скрытыми у прилавка руками, стоит третий человек в белом мундире и с профилем, освещенным яркостью потолка. Это свет, который демаркирует территорию персонажей, в косых и диагональных окаменевших следах. Марк Ротко, который ненавидел диагонали, говорил, что ему нравится только Хоппер. Построение прямых линий, архитектура чистой формы и без орнамента и аксессуара, определяет состояния души и туманную тревогу, которая летает над лицами и телами, как стервятник на добыче.

Но это будет потом. А пока мы чувствуем себя прохожими, завороженными случайным островком света среди бездвижной и безлюдной ночи и оттого еще острее почувствовавшими гулкую пустоту улицы. А нам ведь по ней еще идти и идти. И хорошо, если мы идем домой…

Вот еще некоторые его работы:

Эти люди одиноки и одиноки, и уже слишком поздно, и некуда идти. И он не может, как в романе Томаса Вулфа, вернуться домой. В художнике есть только две тонкости света, холодная, белая и теплая, желтая. Хоппер Америка не беспокоит звук телевизора, а также зрелище человеческого разнообразия. Это статическая Америка, которая идет от начала до середины века. Это белая, удобная Америка, населенная персонажами, которые дышат сухим воздухом уныния. Существует неполное предложение, особенно в портретах женщин Хоппера, ожидающая или приближающаяся попытка.









На втором экране она играет на пианино, почти спиной к нему, что гласит. Это сцена, насыщенная тишиной и уединением, худшее из одиночества, которое предполагает компания. Хуже, чем полуобнаженные женщины на снимке, когда они смотрят в окно, из четырех стен, или стоят у двери в тишине статуй. Их кожа белая, окрашена в серый цвет или пожелтела, как страницы книги. Плоть, которая предвещает жестокость сырых обнаженных Сигмунда Фрейда, розовых белых, как горячие трупы. И когда женщины смотрят на нас, на зрителя-вуайериста, который скрывает их внутри картины, они делают нас тихим допросом.









Названия снимков представляют собой краткое и полное повествование о запустении. Мы находим это уединение существенным только в великом искусстве, которое универсализует и делает его коллективным исключительным опытом страха перед эхом нашего голоса и отсутствием собеседника. Мы находим это больше на словах, чем на картинках. Хоппер поглощал проявления того времени, в которые он должен был жить, и пошел, чтобы получить заказ в кино, в театр, в фотографии, в литературу. Он сумел проиллюстрировать Америку, не впадая в излишнюю риторику американского реализма того времени.









Это фигуративная картина, которая не нравится деталями и не привлекает эмоций. Это не утверждение о состоянии мира, не говоря уже о несправедливом состоянии мира, ни о композиции сновидений. Он не говорит, что это такое, но что это такое, не подписываясь на эстетический идеал. В этом смысле картина Хоппера является пионером, и можно понять обширное влияние на последующее искусство и восхищение таких людей, как Виллем де Кунинг, Ротко, Джордж Сигал, среди многих. И в Европе, как многие видят эту Америку, когда думают о Хоппере?

Восточное побережье и его протестантская и пуританская традиция являются матрицей экзистенциальной позиции Хоппера, которая привела к мирной жизни и подальше от толпы. Предполагается, что его пейзажи по-прежнему являются пейзажами детства, из маленького городка Америка: дома викторианской имитации, лодки и маяки, небольшие города и дороги без автомобилей. Его биография не включает в себя богемную жизнь художника, и гений не питается гибелью. Он был в Париже в течение нескольких лет, позволяя себе под влиянием палитры импрессионистов и проходящего вместе с зарождающимся движением абстрактной живописи.





Я никак не могу понять, почему Эдварда Хоппера называют художником-поэтом пустых пространств. Я все вглядываюсь, вглядываюсь в его картины - не вижу, чтобы пустые пространства как-то преобладали над непустыми пространствами. Да, много места, просто шикарно, как много места, где можно было еще разместить (по мнению критиков) чего-нибудь, чтоб это, видите ли, "лишнее" пространство заполнить. Но меня именно это и привлекает - возможность развернуться для героев картин. Можно пофантазировать, глядя на картины Хоппера, дать толчок своему воображению, и сидящих за столиком отправить, к примеру, потанцевать или подышать свежим воздухом. Женщину за швейной машинкой можно заставить показать, над чем она так усердно работает. Влюбленных представить признающимися друг другу в любви - да что в голову взбредет. Ну не вижу я "образа одиночества" в картинах этого художника.

В садах, на балконах, на берегах Сены, Хоппер преследовал оттенки света и пытался захватить ее в цветах. Палитра приобрела новые оттенки и уловила солнечные пятна на земле и воде, небе и людях. Эдвард Хоппер принял запрет и превратил его в согласие, взяв на себя роль посредника между его видением Америки и нашим взглядом на Америку, неамериканцев и мирян. Брак был солидным, и пара прожила жизнь вдали от городского беспорядка, с летами на Кейп-Код и случайными поездками в Мексику и западное побережье.

В ретроспективе, организованной Музеем Уитни в Нью-Йорке, Эдвардом Хоппером и американским воображением, лежит иллюзия путешествия во времени. Пятьдесят девять картин в сопровождении фрагментов поэзии и прозы писателей, которыми восхищался художник, слова, которые служат контрапунгом к изображениям. И именно образы и совершенство его последовательности захватывают глаз в сложном воссоединении из-за рассеяния в музеях и коллекциях значительной части работы Хоппера. Шумный хаос Нью-Йорка организован в присутствии тех игр света и тени, портрет тихой Америки, руки на коленях, книга, сигарета, подоконник.

Вот же статья, выражающая очень распространенное мнение об этом "непонятном" художнике.

Эдвард Хоппер (Edward Hopper ; 22 июля 1882, Найак, штат Нью-Йорк - 15 мая 1967, Нью-Йорк) - популярный американский художник, видный представитель американской жанровой живописи.

Он был равнодушен к формальным экспериментам. Современники, которые в соответствии с модой увлекались кубизмом, футуризмом, сюрреализмом и абстракционизмом, считали его живопись скучной и консервативной.

Однажды он сказал: «Как они не могут понять: оригинальность художника – это не изобретательность и не метод, тем более, не модный метод, это квинтэссенция личности». 22 июля 1882 года, родился Эдвард Хоппер – один из самых известных американских художников XX века. Его называют «мечтателем без иллюзий» и «поэтом пустых пространств».

Он рисовал пронзительно безжизненные интерьеры и пейзажи: железные дороги, по которым никуда не уехать, ночные кафе, в которых не укрыться от одиночества. Один из биографов писал: «О нашем времени потомство больше поймет из картин художника Эдварда Хоппера, чем из всех учебников социальной истории, политических комментариев и газетных заголовков».

Расскажу вам,об одной из его самых известных картин…

Nighthawks

Широко распространено мнение, что США не подарили миру хороших художников. Да и вообще к художественной культуре этой страны мы, мнящие себя европейцами, привыкли относиться если не пренебрежительно, то по крайней мере свысока.

Между тем всякое обобщение опасно, и вышеупомянутое в том числе. Конечно, Америка - не Франция и не Италия, и за ее относительно короткую историю сильные художественные школы просто не успели сложиться. Но произведения, достойные внимания, создавались и здесь.

Картина Эдварда Хоппера «Полуночники» (Edward Hopper, «Nighthawks») - которой и посвящен мой сегодняшний очерк - очень быстро стала общепризнанной. В конце сороковых - начале пятидесятых постер с ее репродукцией висел едва ли не в каждом студенческом общежитии Соединенных Штатов . Конечно, сыграли свою роль мода и умение американцев превращать произведение искусства в товар масс-культуры. Но к сегодняшнему дню мода прошла, а признание осталось - верный признак художественных достоинств.

Пожалуй, нельзя сказать, что картина цепляет с первого взгляда. Хоппер не стремится к броской привлекательности, и внешним эффектам он предпочитает какую-то внутреннюю силу и особый неспешный ритм. Он, что называется, играет на паузе. Чтобы его картина раскрылась перед нами, для начала надо просто остановиться, перестать спешить, дать себе роскошь свободного времени настроиться, вчувствоваться, поймать некий резонанс…

Скотт Фитцджеральд изобразил в литературе провал «американской мечты», Хоппер сделал это на экранах. В «Великом Гэтсби» Фицджеральд показывает нам одиночество миллионера Джей Гэтсби, хотя он всегда окружен толпами и вечеринками в его особняке. Картины Хоппера представляют это чувство через его меланхоличные пейзажи и протагонисты.

Это городские и сельские районы, где царит неверие: у людей, в городе, в перспективе лучшей жизни; где пессимизм укореняется в повседневной жизни. Эдвард Хоппер был вдохновлен потерянными юношами в войне, рабами того времени и потерянными в тысячах рабочих местах. Его стиль прекрасных и ухоженных линий, сопровождаемый широкими формами и необычным освещением, фиксирует именно то, что он намеревался: пустота, одиночество, неподвижная неподвижность, которая запечатлевает эмоции и жизни персонажей.

И за подчеркнутой лаконичностью вдруг обнаруживается бездна выразительности. И бездна грусти. Это не просто очередной образ одиночества в большом городе, знакомый нам и по минутам собственной слабости, и по рассказам хопперовского соотечественника О.Генри. Нам откуда-то становится ясно, что герои «Полуночников» одиноки, как сейчас модно выражаться, «по жизни», что им не вырваться из невидимых стен, даже если удастся выйти из стен реальных, из этого кафе, где, кстати, не видно никаких дверей, ведущих наружу.

Уединенный особняк, вокруг которого нет никого, прямо перед железной дорогой. Хоппер был предположительно синефилом и перенес на эти ландшафты трюки тайны и ожидания, которые использовались на большом экране. Но произошло и наоборот. Фасады зданий, улиц и площадей практически пусты, бензиновые насосы на изолированных дорогах были другими сценариями, изображаемыми художником, типичным для американского образа жизни.

Человеческие фигуры, написанные Эдвардом Хоппером, демонстрируют меланхолию и тишину, которые нам легче всего ассоциировать с пейзажами. Ваш реализм захватывает внутреннюю сущность каждого из этих людей - один в гостиничном номере, в сопровождении незнакомых людей на поездке на поезде или в поездку в кафе или рядом с знакомыми на воссоединении семьи.

Вот перед нами четыре застывшие персоны, выставившие себя на всеобщее обозрение, как будто на сцене, залитой мертвенным флуоресцентным светом. Нельзя сказать, чтобы им было здесь уютно, но и выбраться они не стремятся.

Да и куда, собственно? В немую черноту равнодушной улицы? Нет уж, увольте. Скорее они будут молча сидеть здесь до серой утренней хмури, которая, впрочем, тоже не принесет облегчения, а только необходимость отправиться на службу. Им нет дела до безмолвного сумрака, который жадно вглядывается в происходящее пустыми глазницами окон. Они погружены в себя, даже те двое, которые явно пришли вместе. Они отгораживаются от мира, но все же чувствуют себя уязвимыми. Иначе откуда взялись эти плечи, поднятые вверх в инстинктивном желании защиты?

Конечно, никакой трагедии не произошло, не происходит и, возможно, даже не произойдет. Но предчувствие ее разлито в воздухе. Мы не можем отделаться от уверенности, что на этих подмостках разыграется именно драма.

Почему-то не хочется разбирать технические и художественные приемы. Ну, может быть, как-нибудь потом, когда спадет морок, когда мы сумеем отрешиться от гипноза хопперовской манеры, от его чуть ли не телепатического умения сообщить нам нечто важное… Тогда мы обратим внимание на вскрики красного, на безжизненный ритм окон дома напротив, которому вторят табуретки у барной стойки, на контраст массивных каменных стен и прозрачного хрупкого стекла, на две клонированные фигуры мужчины в шляпе - тот, что ближе, на всякий случай, отвернулся от нас… И еще раз поежимся от невозможности ни войти в кафе, ни выйти из него.

Но это будет потом. А пока мы чувствуем себя прохожими, завороженными случайным островком света среди бездвижной и безлюдной ночи и оттого еще острее почувствовавшими гулкую пустоту улицы. А нам ведь по ней еще идти и идти. И хорошо, если мы идем домой…

А вот моя любимая картина:

People In The Sun (по этой ссылке картины художника по годам)